Вышло моё интервью порталу «Такие дела» о ситуации с этикой психотерапевтов в России. Ссылка в комментариях. В окончательный вариант не всё вошло, считаю невошедшее важным, поэтому частично публикую тут.

— Как вы оцениваете в среднем профессионализм психотерапевтов, которые работают на российском рынке? Какая часть из них склонна следовать мировым стандартам психотерапии, в том числе этическим?

— Очень мало, к сожалению, не больше 5-10%. Это ведь полная свобода. Деятельность не лицензируется, никак не регулируется. Каждый следует чему хочет. То есть, хорошо, если сам по себе психолог — хороший человек. А бывает ведь иначе… Я, хоть и живу за границей, но все же частично варюсь в отечественном профессиональном сообществе, и иногда вижу, что обсуждаются совершенно чудовищные кейсы. Да и общий уровень дискуссии удручает: например, на форуме для психотерапевтов в 2020 году всерьез обсуждается вопрос, можно ли спать с клиентом. А что, точно-точно нельзя? А если это любовь?… А еще случаи, когда сексологи (и психологи по совместительству), делают с клиентками какие-то ручные манипуляции… Ну, такое.

— Что должно измениться, чтобы стало по-другому? Является ли лицензирование панацеей?

— Панацеей не является, измениться должно все. Народ должен измениться —и терапевты, и клиенты. Должны появиться какие-то твердые знания о том, что грубость и неэтичность — не признак профессионализма, а совсем наоборот. Понимание должно появиться, что с нами так нельзя, мы заслуживаем большего. Но отдельно, лицензирование могло бы помочь. Это был бы просто один из фильтров — можно было бы кого-то отсекать.

— Есть какие-то конкретные кейсы, хотя бы в общих словах, без называния имен — кого бы следовало отсечь?

— Да. Про некоторые кейсы как раз дискуссии довольно однозначные в российском сообществе, что, например, этого персонажа просто нужно убирать от людей. Но не очень понятно, как это технически сделать. Потому что он, во-первых, например, пожилой, во-вторых, он наработал какой-то авторитет как преподаватель и прочее. И всегда есть те, кто будут его поддерживать и говорить, что это все выдумки и наговоры. И нет никакого эффективного механизма на уровне государства. Такая сложная ситуация. С другой стороны, у нас, наконец, появилось информационное поле, и это все можно нести в мир. Люди поняли, наконец, что они могут, вообще-то, говорить о нарушениях, которые с ними происходят. И это очень важно. Но это значит, что мы будем узнавать о многом еще, много кейсов выйдет наружу. Есть же ещё кейсы, связанные с новой реальностью — глобализацией, онлайн-работой. Например, психолог зарубежный, но русскоязычный, непонятно куда на него подавать жалобу, кто должен отвечать. И как быть с тем, что терапия была на одном языке, а этическая комиссия работает на другом. Как они это все способны оценить? Я думаю, что таких кейсов будет все больше. И в течение следующих лет в этические кодексы будут добавляться как минимум эти вещи, связанные с языками, с культурой, разными странами. Ну вроде подведомственности, под кем “ходит” психолог, если он живет в одном месте, работает в другом, а язык у него вообще третий.

— А до лицензирования деятельности скоро у нас дойдет дело?

— Я знаю, что проекты такие были. По психологам, по крайней мере. Может, не именно лицензирования, но регуляции. Но похоже, что нашему государству сильно не до того. Ну, либо государство ищет поляну какую-то, если можно стричь купоны, то будем закон принимать, а если нет, то нет. Несколько лет назад пытались внести законопроект о психологах, о регуляции психотерапевтической деятельности, и не прошло. Даже, по-моему, на этапе внесения законопроект завалился, поправки не прошли и прочее. Есть люди, которые все еще героически пытаются это сделать. И пока ничего не выходит.