Психотерапевт и публичность

Психотерапевты, как правило, становятся популярными в интернете не по своему желанию. Как правило, они хорошо пишут или говорят, или делают что-то такое, интересное людям, в общем – если человек в принципе не сидит спокойно у себя в кабинете, если ему есть что сказать, то рано или поздно это приводит к появлению так называемого «публичного образа». Часть из этого образа формируется самим человеком (подконтрольно), а часть – потребителями его/её контента (бесконтрольно). «Публичная персона» состоит из виртуальных площадок (Facebook, Youtube, Livejournal и т.д.), опубликованных статей и книг, официальных аккаунтов в различных сетях, общественного мнения и т.д.

Это неизбежно приводит к возникновению аудитории, в которой есть как положительно настроенные люди, так и отрицательно настроенные. К сожалению или к счастью, степень положительности или отрицательности настроя невозможно контролировать, даже если высказываться исключительно о хорошем, или исключительно о плохом. Потому что настрой во многом зависит от ожиданий людей, от их ценностей, от их потребностей и от всякого другого. Одно и то же высказывание может быть истолковано разными людьми противоположно. Образ человека дорисовывается теми, кто его близко не знает, произвольно. Поэтому более-менее большая аудитория всегда содержит и тех, кто сильно идеализирует человека, и хейтеров. Повлиять на это, повторяюсь, нельзя – с какого-то момента даже молчать не помогает, потому что у людей уже полным ходом идёт свой процесс.

К психотерапевтам в российском обществе предъявляется много противоречивых требований. Это понятно и нормально, потому что одновременно и страшно, и хочется волшебного решения всех проблем, и много всего прочего. На публичных психотерапевтов эти требования переносятся концентрированно, как на представителей всей профессии, независимо от того, готовы они её представлять и отвечать за всех сразу, или нет. В частности, например, в нашей ментальности есть большой запрос на идеальность и безупречность психотерапевтов (во многом потому что нет никакого регулирования этой профессии снаружи, и по другим причинам). Поэтому ошибки, неудачные высказывания, промахи и многое другое – публичным психотерапевтам не прощаются.

Ко всему этому, у психотерапевтов есть клиенты – текущие и бывшие, довольные и недовольные. Ужас, да? Клиентам публичного психотерапевта, с одной стороны, вроде как легче. Перед тем, как обращаться к этому человеку, можно почитать и посмотреть сколько угодно его статей и интервью, и понять, это твой человек или нет. С другой стороны, клиентам может быть очень непросто, потому что наличие «публичной персоны» у терапевта ставит их в ситуацию повышенных рисков. Первый – риск двойных отношений (например, когда происходит параллельное общение в сессиях и на публичных площадках, в том числе через чтение статей/книг и ответов на комментарии). Второй риск – встреча с представителями аудитории, среди которых, как мы помним, могут быть хейтеры. Третий риск – неудачное публичное высказывание терапевта или комментарий, и то, что следует за этим. Четвертый риск – повышенная идеализация (он же такой успешный, должен мочь всё) — и, соответственно, разочарование. Пятый риск – анонимные отзывы (в т.ч. ложные). И так далее.

Все терапевты решают эту проблему по-разному. Некоторые ничего не делают, предпочитая самотёк, и разбираются, только если что-то произошло. Некоторые, например, я, заранее огораживают то, что им подконтрольно (с тем, что невозможно контролировать, всё равно сделать ничего нельзя). Например, я сообщаю будущим клиентам, что им лучше избегать моей «публичной персоны» (т.е. не подписываться на аккаунты, не следить за выходом статей, не комментировать на страницах, не гуглить мою фамилию в поисковиках и пр.). Также я прошу их обсуждать со мной все чувства, импульсы, эмоции и мысли, связанные с «публичной персоной». Особенно это касается случаев, когда между «публичной персоной» и неким процессом в терапии возникает конфликт. Но так делать необязательно, т.к. это вызвано моей избыточной тревогой и желанием позаботиться.

Это было доооолгое вступление, а теперь основная мысль, она очень простая, на самом деле. Когда публичный психотерапевт вольно или невольно пишет или делает что-то, что может быть истолковано негативно (неважно, это на самом деле что-то плохое, или нет), то очень легко может подняться большая волна с элементами групповой травли. Мы все помним примеры, когда это происходило. И вроде бы, даже мотивы людей, поднимающих волну, обычно хорошие (я это знаю в том числе, как человек, создавший список высказываний психотерапевтов о флешмобе #Янебоюсьсказать). Например, хороший мотив – оградить потенциальных клиентов от того, чтобы идти к токсичному терапевту. Например, хороший мотив – защитить тех, кого этот человек своим высказыванием или действиями мог/может ранить, и т.д. К сожалению, практика показывает, что всё это работает совсем не так. Шанс, что эту негативную информацию увидит потенциальный клиент, именно в тот момент, когда ищет терапевта, и почти выбрал этого конкретного – ничтожно мал. Потому что скандал пополыхал и забылся – гораздо быстрее, чем вы думаете. А вот шанс, что эти брызги долетят до клиентов, у которых всё хорошо с этим терапевтом, у которых были отличные результаты – очень большой. Это тоже понятно, почему. Клиенты, в том числе и бывшие, так или иначе, продолжают следить за терапевтом, который им сильно помог. Они не забывают его, и они прямо связывают личность терапевта со своими позитивными изменениями. Поэтому любая атака на публичного терапевта ощущается как атака на всю терапию довольных клиентов, на всё хорошее, что в ней и после неё произошло. Это очень болезненно, я вам подтверждаю как человек, бывший в роли такого клиента, и как человек, бывший таким терапевтом.

К чему я это всё? Не в моей власти не допускать ошибок, имея «публичную персону». Я живая, я человек, я могу чего-то не понимать и т.д. Очень жаль, но так бывает. Также не в моей власти оградить всех моих клиентов от случайного контакта с хейтерами или поднятой против меня волной. Конечно, клиентам имеет смысл не вступать с волной во взаимодействие, а обсудить то, с чем столкнулись, со мной, но так смогут сделать не все. Зато в моей власти рассказать об этом, как я делаю сейчас. И в моей власти попросить. Пожалуйста, помните, что каждый раз, когда вы участвуете в групповом обкидывании какашками (пусть сто раз справедливом) публичного психотерапевта с называнием его фамилии, это обязательно читают его довольные клиенты, который в этот момент очень растеряны, потому что ощутили сомнения в своих результатах. Если вы сам/а были в терапии, вам достаточно легко будет представить себе эту гамму чувств. Особенно сильной она будет, если обвинения, предъявляемые терапевту, выглядят обоснованными.

Всё.

FAQ

1. А как же тогда вычищать ряды от токсичных терапевтов, про которых достоверно известно, что от них больше вреда, чем пользы?

Для этого существуют этические комиссии. Конечно, с Россией тут всё плачевно, потому что единого лицензирования нет, плюс, многие терапевты не состоят в ассоциациях, и пожаловаться на них никуда нельзя. Но в оригинале, именно этот способ наименее травматичный для довольных клиентов, и наиболее эффективный в плане изоляции по-настоящему токсичных терапевтов от практики.
Что делать в России? Честно говоря, у меня нет решения. Сама идея «вычищения рядов» меня по понятным причинам пугает. С нашей культурой и уровнем агрессии всё это превращается в бесконечный цикл насилия «жертва-агрессор-спасатель». При такой практике неминуемо наступит момент, когда придут за мной – т.к., повторюсь, ошибаются все. При этом, остро необходим какой-то отбор в профессию и отсев, его нет, и как его сделать имеющимися средствами (т.е. без средств) – не ясно

2. Но ведь если человек сказал ХХХ, то он и в терапии с клиентами так же делает! Надо, чтобы это все знали!

Вот тут не соглашусь. То, как человек общается в интернете и что пишет в статьях, почти ничего не говорит о том, какой он в терапии с клиентами. Почти ничего! В это трудно поверить, но это так. Особенно, если это разовое высказывание. Видела много примеров, могу подтвердить на себе. Как правило, в терапии человек существенно менее борзый, чем в Фейсбуке, и может быть довольно безопасен. Вот случаи, когда всё наоборот (по высказываниям всё гладко, а в терапии полный кошмар и сплошные нарушения) – встречаются гораздо чаще.

3. Ок, я не хочу наносить вреда клиентам этого человека, у которых всё хорошо, но стравить яд хочу, потому что меня бесит. Как это сделать?

Очень хорошо вас понимаю. Меня тоже часто бесит. Вы можете:
а) не упоминать конкретные имя и фамилию, и попросить своих комментаторов этого не делать тоже
б) обратиться в этическую комиссию
в) написать этому человеку лично, в письме, а не публично с привлечением других людей
г) обсудить в очень узком кругу, где точно нет ничьих клиентов

4. Я реальный клиент или потенциальный клиент публичного терапевта с аудиторией, что мне имеет смысл учесть?

Клиентам, которые уже в терапии, в случае беспокойства надо обсудить всё это со своим терапевтом. Как правило, это хороший материал для работы.
Потенциальным клиентам я могу сказать вот что: если всё прочитанное кажется вам рискованным для процесса вашей терапии, а необходимые меры предосторожности – трудновыполнимыми, возможно, лучше поискать другого терапевта, у которого «публичная персона» отсутствует, или же присутствует минимально.

5. А сколько процентов клиентов с хорошими результатами вообще бывает? Почему нужно их оберегать, ведь их у плохого терапевта мало?

Считается, что 10-20% клиентов всегда недовольны, даже у очень хороших терапевтов. И понятно, что недовольные будут больше об этом рассказывать, чем довольные. Этот процент может быть выше у терапевтов, которые работают с низким качеством (опросник по качеству работы терапевта есть у меня на сайте в разделе «Клиентам», если интересно – минимальный балл там 4). Но в целом, и «плохой», по вашему мнению, терапевт может много кому помочь, потому что люди все разные, как ни странно. Лично я для себя не решила окончательно этот вопрос, кого и когда стоит беречь – довольных клиентов или потенциальных. Пока склоняюсь в сторону довольных. Если вдруг точно пойму, как правильно – обязательно напишу.