Перевод грустного и горького письма Рейчел Фокс, выпускницы Университета Уэсли (США). Оригинал с комментариями по ссылке.

Я давно мечтала пойти в науку, но сейчас, по прошествии всего нескольких недель после получения степени бакалавра по биологии, в престижном университете — я приняла решение оставить эту затею. Я отказываюсь от карьеры учёного, или, точнее, наука отказывается от меня, поскольку быть учёным и быть толстым одновременно невозможно, это всё равно что пытаться смешивать воду и масло.

Основная проблема учёных с лишним весом — это то, что как учёный, я вроде бы должна «лучше знать». Наука — это правила, законы и логика, которые работают даже в сложнейших системах. Большинство учёных является приверженцами теории о том, что потеря веса — это просто действие биохимической термодинамики: расход калорий vs приход калорий. Несмотря на десятки исследований, которые намекают, что всё немного сложнее (включая пресловутый доклад Тары Паркер-Поуп «Ловушка жира»), этот миф всё ещё является самым стойким из тех, с которыми я сталкивалась за время учёбы в сфере STEM (science, technology, engineering, mathematics — прим. Е.С.). За прошедшие 4 года я слышала всё, от тонких намёков до вопиющих заявлений о том, что любой человек, который «знает правду», но всё ещё имеет лишний вес — ленивый, глупый, прожорливый и безвольный.

Если вы думаете, что я преувеличиваю, посмотрите на прошлогодний твит специалиста по эволюционной психологии Жоффрея Миллера:

Климат в научных кругах сейчас ужасающий. Исследователи первого звена должны постоянно убеждать потенциальных инвесторов в том, что их работа важнее, чем у других лабораторий. Студенты и ассистенты постоянно доказывают, что их данные гораздо круче, чем данные их коллег. Жизнь под таким давлением превращает учёных в злобных конкурентов, постоянно ищущих способы доказать своё первенство. Эта ментальность способствует оценочности и дискриминации, и всё это в целом ведёт тех, кто работает в сфере STEM, к лёгкому пути возмущения и издевательств над людьми, которые «слишком слабовольны, чтобы прекратить есть», «слишком апатичны, чтобы заниматься спортом», «слишком невежественны, чтобы открыть книгу о правильном питании». Толстые люди, символизирующие собой антитезис ко всему, чем гордятся современные учёные, становятся лёгкой мишенью для агрессии.

Меня не раз дискриминировали из-за моего веса. Несколько лет назад я проходила собеседование

на позицию студента-исследователя в престижной лаборатории. Я была так напугана в начале — профессор, по слухам, была беспощадна и в работе, и в общении с людьми, но её проект был прекрасен, и у меня было хорошее резюме, так что я пошла. Интервью началось достаточно обычно, мы обсудили мой опыт и то, что бы я хотела делать в лаборатории. Но как только мы перешли к обсуждению «кухни» в лаборатории, наша беседа приняла отвратительный оборот.

Она сказала, что члены её команды делают много чего в сотрудничестве друг с другом, и ей не нужен кто-то, кто будет «отжирать кусок пиццы больший, чем заслуживает, вы же понимаете, о чём я»?

Я не знала, как на это отвечать. Вымученно улыбнувшись, я сказала, что не знаю, что она имеет в виду. Она резко подняла глаза и посмотрела мне в лицо (до этого она пялилась на мой живот) и сказала: «Я думаю, мы закончили». После этого я послала ей три е-мейла, но она не ответила.

Иногда агрессия более прямая. Как-то летом мне посчастливилось получить стипендию в качестве штатного научного сотрудника в лаборатории клеточной биологии. В один из особенно жарких дней перед нашим зданием остановилась машина, предлагающая бесплатные молочные коктейли в качестве рекламной акции. Весть об этом распространилась быстро, и вскоре все сотрудники лаборатории судорожно пытались поскорее закончить свои эксперименты, чтобы спуститься вниз. Я работала на компьютере, поэтому сохранила файл и направилась к двери. Как только я прошла мимо одной из старших коллег, она протянула руку, чтобы остановить меня.

— Ты что, действительно идёшь туда? — спросила она.
— Конечно, — ответила я, — ты когда-нибудь слышала, чтобы люди отказывались от бесплатного молочного коктейля?

Она театрально вздохнула и сказала, что я не должна употреблять больше 1200, или максимум 1400, калорий в день. Я была шокирована её словами, но попыталась этого не показать. Вместо этого я спросила: «С чего ты взяла, что я ем больше?» Удивительно, но она ответила, что это невозможно, чтобы я ела так мало и весила так много. Она предположила, что я неправильно измеряю порции еды, что я, возможно, ем не те продукты. Это была женщина, с которой я работала бок о бок, коллега, которая доверяла мне свои клеточные культуры во время отпуска, — она сейчас намекала, что я не умею использовать мерную чашку! Как же она могла доверять мне судьбу своих исследований, и одновременно подозревать, что я настолько тупа, что не могу прочитать содержание питательных веществ на наклейках продуктов?

Этот фанатизм для меня, человека с лишним весом, едва ли означает возможность остаться в STEM. Я чувствую, что единственный способ сделать так, чтобы меня принимали всерьёз, как учёного — это постоянно сидеть на диете, показывая своим коллегам, что даже если у меня раньше не было силы воли, чтобы перестать есть — сейчас она у меня есть. Я должна демонстрировать достаточный самоконтроль в присутствии еды и людей, чтобы их доверие распространилось и на мои способности проводить исследования.

Я не могу оставаться там, где я должна каждый день извиняться за то, как выгляжу. И хотя сейчас есть движение в сторону более сложной модели регуляции веса и метаболизма, подход «всё это — недостаток самоконтроля» — ещё очень широко распространён в научном обществе.

Невыносимо находиться среди людей, которые на основании окружности моей талии делают вывод, что у меня не хватает характера; особенно, если это те самые люди, которые, вроде бы, должны охотнее других принимать разные сложные штуки, происходящие в жизни и в человеческом теле. Может быть, в других областях деятельности дискриминация по весу и такая же, но, скорее всего, там она не ощущается как предательство со стороны тех, кто со мной «одной крови».

Я надеюсь, в будущем что-то в науке изменится, но до тех пор — я покидаю науку и ухожу в общественную работу. Не должно быть так, чтобы качество нашей работы или наша способность работать в команде оценивались по размеру наших тел. Никто не обращает внимания на то, насколько болезненным может быть скинни-фашизм, и никто не думает о публичных кампаниях, которые могли бы уменьшить его распространённость в STEM. Поэтому я постараюсь сделать всё возможное, чтобы повысить осведомлённость, которая этим областям научных знаний остро необходима. Честно говоря, не думаю, что наука может позволить себе терять таких людей, как я, из-за подобной отсталой предвзятости.